Синий Голланд

Вдруг от­ку­да не возь­мись, по­явил­ся… нет, не уга­да­ли, не этот обо­рот совсем не эпи­сто­ляр­но­го жа­н­ра. А сов­сем на­обо­рот – гра­вер, са­мый на­сто­я­щий гра­вер по ста­ли, лет пять я его ис­кал. А он жил, не ту­жил, прак­ти­че­с­ки ря­дом, на со­сед­ней ули­це, и не знал и не ве­дал, что он мне ну­жен, про­сто по­за­рез. В сво­их по­ис­ках я его пред­став­лял вся­ким, и ста­рым, уму­д­рен­ным опы­том, и пол­ным сил и… а ока­зал­ся про­сто мо­ло­дой и баш­ко­ви­тый па­рень, ко­то­рый, не бол­тая лиш­не­го, про­сто умел гра­ви­ро­вать по ста­ли.

Кто не зна­ет, по­про­буй­те на до­су­ге. В об­щем, у ме­ня по­явил­ся но­вый зна­ко­мый ма­с­тер с зо­ло­ты­ми ру­ка­ми. На­зо­вем его Не­мец, что, в об­щем, со­от­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­с­ти, ибо те­перь по па­с­пор­ту он дей­ст­ви­тель­но не­мец. Не­мец ока­зал­ся не толь­ко та­лант­лив в ра­бо­те, его сфе­ра об­ще­ния бы­ла на­столь­ко об­шир­на, что кру­ги, в ко­то­рые он был вхож, не под­да­ва­лись ло­ги­ке: это и цы­га­не, и блат­ные и … в об­щем, вся­кой твари по па­ре.

Со­шлись мы с ним по ору­жию бы­с­т­ро и рез­ко, как плюс и ми­нус. В об­щем, и про­ско­чи­ла твор­че­с­кая ис­кра, и за­ки­пе­ло, за­ра­бо­та­ло… все за­пла­ни­ро­ван­ные мной про­ек­ты ре­с­та­в­ра­ции на­ча­ли сбы­вать­ся пря­мо на гла­зах, не­смо­т­ря на то, что Не­мец лю­бил по­ку­тить, при­чем де­лал он это про­сто и не­за­тей­ли­во – мог и с цы­га­на­ми ша­ш­лы­ка по­есть под во­доч­ку, и с блат­ны­ми по­бу­хать по-про­сто­му. Из его этой при­выч­ки и вы­рос­ла моя ис­то­рия. Как-то при­хо­дит он ко мне и при­но­сит ри­су­нок на бу­ма­ге, ско­пи­ро­ван­ный им с зам­ка ру­жья, смо­т­рю на не­го и по­ти­хо­неч­ку бал­дею: Гол­ланд – Гол­ланд мо­дель Ро­ял.
Спра­ши­ваю где, ког­да. Как.
А он, го­во­рит, хо­дил со ста­рым при­яте­лем побу­хать к его дядь­ке в Шан­хай… от­ступ­лю от ос­нов­ной кан­вы и рас­ска­жу не­мно­го про Шан­хай, в каж­дом го­ро­де есть та­кой са­моза­ст­ро­ен­ный по­се­лок или рай­он, ко­то­рый су­ще­ст­ву­ет с не­за­па­мят­ных вре­мен, но наш Шан­хай всем Шан­ха­ям Шан­хай. Пред­ставь­те се­бе ка­рь­ер, ог­ром­ный ка­рь­ер с ог­ром­ны­ми яма­ми. Гор­ка­ми, впа­ди­на­ми и вы­сту­па­ми, но весь за­ст­ро­ен­ный до­ми­ка­ми, зем­лян­ка­ми и все­воз­мож­ны­ми стро­е­ни­я­ми от цы­ган­ских до­мов, по­хо­жих на двор­цы, до зем­ля­нок бом­жей. По­мню, в дет­ст­ве, сто­ишь и орешь дру­гу: “Се­ре­га, Се­ре­га…” был у ме­ня та­кой кент в Шан­хае, по­том по­шел по эта­пу и про­пал где-то в тюрь­мах и зо­нах. А сни­зу вы­ле­зет не­бри­тая ха­ря и ска­жет: слезь с кры­ши, ог­ло­ед, а то уши ото­рву.

Вот имен­но в этом Шан­хае Не­мец и уви­дел ви­ся­щий на ко­в­ре Гол­ланд – Гол­ланд мо­дель Ро­ял, ро­за сре­ди на­во­за, од­ним сло­вом. Хо­тя, го­во­рят ,там че­го толь­ко нель­зя бы­ло най­ти, ес­ли баб­ки есть и баш­ка не до­ро­га.
Серд­це ек­ну­ло и при­стал я к не­му, ну схо­дим, а, схо­дим, а, по­смо­т­рим, а… Не­мец от­мал­чи­вал­ся, а по­том вид­но, ус­тав от мо­е­го на­по­ра, ска­зал, что схо­дим, но на­до сна­ча­ла раз­ре­ше­ния по­про­сить. А че­го про­сить-то, возь­мем пу­зы­ри­ков и за­ку­си и по­едем, то есть пой­дем, на ма­ши­не ту­да ехать – без ма­ши­ны ос­тать­ся. Он, с со­жа­ле­ни­ем по­смо­т­рев на ме­ня, ска­зал: по­том сам пой­мешь. И вот раз­ре­ше­ние по­лу­че­но и мы, подъ­е­хав к ро­ди­тель­ско­му до­му, ос­тав­ля­ем ма­ши­ну и от­прав­ля­ем­ся в Шан­хай. Сам бы я до­ро­гу точ­но не на­шел. А не­мец как-то ори­ен­ти­ро­вал­ся в хи­т­ро­спле­те­ни­ях уло­чек и мно­го­чис­лен­ных пе­ре­хо­дов… По до­ро­ге по­па­да­лись вся­кие ко­ло­рит­ные лич­но­с­ти, с не­ко­то­ры­ми из ко­то­рых Не­мец да­же руч­кал­ся, мне то­же по­да­ва­ли не­про­де­зин­фи­ци­ро­ван­ные ла­пы, при­хо­ди­лось руч­кать­ся, а за не­ува­же­ние мож­но бы­ло схло­по­тать бы­с­т­ро и сра­зу, что в мои пла­ны не вхо­ди­ло.
И вот при­шли: по­во­рот вниз, еще раз вниз и не­боль­шая ка­ли­точ­ка, вхо­дим в дво­рик. Не­мец сту­чит в дверь, дол­го не от­кры­вают, но вот из-за две­ри шо­рох ша­гов и ри­то­ри­че­с­кий во­прос: кто там. “Сто грамм“, го­во­рит Не­мец па­роль. Не­дол­гое мол­ча­ние, скрип две­ри и по­яв­ля­ет­ся субъ­ект… Да уж, ви­док – ма­ма не го­рюй: го­лый торс в та­ту­и­ров­ках, спор­тив­ные шта­ны Ади­дас, при­чем фир­ма не под­дел­ка, и та­поч­ки, ох уж эти та­поч­ки, уни­фор­ма эти та­поч­ки на блат­ня­ках, от­дель­ная пес­ня и фу­ра­ги, они же ке­поч­ки, ес­ли та­поч­ки и ке­поч­ка, зна­чит на­сто­я­щий, по по­ня­ти­ям жи­ву­щий або­ри­ген, хо­тя под них ма­с­ки­ру­ет­ся и про­сто обыч­ная го­по­та. Но это яв­но Ге­не­рал пе­с­ча­но­го ка­рь­е­ра, в та­ту­и­ров­ках не силь­но се­ку, но па­роч­ки мне из­ве­ст­ных хва­та­ет вы­ше кры­ши: от­ри­ца­лов­ка, по жиз­ни бро­дя­га и так да­лее… Су­дя по ко­ли­че­ст­ву пер­ст­ней, на­ко­ло­тых на паль­цах, и хо­док, при­чем тя­же­лых, то­же хва­та­ет – в об­щем, клас­си­че­с­кий СИ­НИЙ. Смо­т­ря на ме­ня с не­о­до­б­ре­нием, Си­ний спра­ши­ва­ет Нем­ца, а это ко­го при­во­лок. Да свой па­цан, го­во­рит Не­мец. Си­ний, гля­дя на мои оч­ки, ну не ко­ти­ру­ют­ся в этих ме­с­тах оч­ка­с­тые, го­во­рит – и ко­му он свой, те­бе что ль. Не­мец, не­мно­го на­су­пив­шись, сам не рад, что ме­ня при­вел, го­во­рит: да нор­маль­ный па­цан, че­го ты, по­бу­хать вот при­шли, за жизнь по­го­во­рить. Си­ний, с не­при­яз­нью гля­дя на ме­ня, вдруг слы­шит звон бу­ты­лок в мо­их па­ке­тах. Тут же го­во­рит Нем­цу: ты ру­ча­ешь­ся? Я бу­хать с кем по­па­дя не бу­ду, мне в пад­лу с кем ни по­па­дя за стол са­дить­ся… В точ­но­с­ти обо­ро­тов не пе­ре­дам, не вла­дею я этой мо­вой, но смысл в об­щем пе­ре­даю. Не­мец, по­ну­рив го­ло­ву, го­во­рит: да ру­ча­юсь я за не­го. За­хо­ди­те что ль, – го­во­рит Си­ний, – толь­ко обувь сни­ми­те. В до­ми­ке ока­зы­ва­ет­ся вдруг очень чи­с­то, как-то по-на­сто­я­ще­му чи­с­то, хо­тя жен­щи­ной не пах­нет. То­ есть не в пря­мом смыс­ле, а не чув­ст­ву­ет­ся в этом по­ряд­ке жен­ско­го теп­ла и ру­ки.

Не­мец рас­став­ля­ет на сто­ле бу­тыл­ки и до­ста­ет из сер­ван­та хру­с­таль­ные рюм­ки. Си­ний ве­лит уб­рать лиш­ние бу­тыл­ки со сто­ла, ос­та­вить од­ну, а се­бе ста­вит обыч­ный ста­кан. Не­мец на­ли­ва­ет по пер­вой, под­де­ва­ет с упа­ков­ки ма­ри­но­ван­ную се­ле­доч­ку. Я, ста­ра­ясь не оши­бить­ся в ли­нии по­ве­де­ния, то­же бе­ру ку­со­чек се­ле­доч­ки, Бог их там зна­ет, этих пе­с­ча­ных ге­не­ра­лов, что у них там за­пад­ло, а что не за­пад­ло. Вы­пи­ва­ем по пер­вой, я, ста­ра­ясь не быть на­вяз­чи­вым, не кру­чу го­ло­вой по сто­ро­нам, чтобы не вы­дать цель на­ше­го при­хо­да. Вдруг Си­не­му не по­нра­вит­ся, за чем мы при­шли, и уй­дем мы с Нем­цем но­га­ми впе­ред. С их, Си­них, ста­нет­ся, с ни­ми как с ино­пла­не­тя­на­ми, слож­но… свои за­ко­ны, своя речь, в об­щем, ак­ку­рат­нее на­до, как на мин­ном по­ле.
По­сле пер­вой и вто­рой пе­ре­рыв­чик не­боль­шой. А там по­ка­ти­лось по из­ве­ст­но­му каж­до­му рус­ско­му муж­чи­не мар­ш­ру­ту, пьет­ся, не­смо­т­ря на силь­ный на­пряг, лег­ко и при­ят­но, во­доч­ка че­ст­ная ока­за­лась, не па­ле­ная, да и за­ку­сон то­же не под­ка­чал. По­сле тре­ть­ей на­шей рюм­ки и тре­ть­е­го полста­ка­на Си­не­го, си­лен, бро­дя­га, Не­мец на­чи­на­ет за­ход изда­ле­ка. Го­во­рит , что, мол, так и так, кол­лек­ци­о­нер я, ув­ле­ка­юсь, мол, охот­ни­чь­им ору­жи­ем… При­шед­шее с вод­кой бла­го­ду­шие ми­гом сле­та­ет с ли­ца Си­не­го.

– Ты че­го, – вы­зве­рил­ся он на Нем­ца, – за Гол­ланд ему ска­зал!? Кто те­бе пра­во дал, за моё го­во­рить!!? И прав­да, как бы ска­зать. по по­ня­ти­ям Не­мец слил то, что го­во­рить не имел пра­ва, не его это… в об­щем, влип­ли. Ту всту­паю в раз­го­вор я. Бо­ясь, что мой мо­но­лог пре­рвут бы­с­т­ро и кон­крет­но, су­дя по на­кол­ке, гла­ди­а­тор на гру­ди, уме­ют пре­ры­вать, зна­е­те ли. Вы­ва­ли­ваю все бур­но и сум­бур­но, на од­ном ды­ха­нии: что боль­ной че­ло­век, бо­лею дав­но и, се­рь­ез­но, ни­ког­да не дер­жал в ру­ках та­ко­го ру­жья, прав­да, не дер­жал, увы мне, убо­го­му. Си­ний, тя­же­ло гла­дя не ме­ня и зло на Нем­ца, на­ли­ва­ет се­бе полста­ка­на и вы­пи­ва­ет зал­пом. Дол­го ду­ма­ет, не­из­ве­ст­но о чем , не знаю, как вам, а у ме­ня ду­ша ухо­дит в пят­ки, мо­жет при­шить нас ему ста­нет­ся про­ще, чем де­лать не­из­ве­ст­но­му фра­е­ру ус­лу­гу, при­чем за ко­то­рую его не про­си­ли.

-Че­го не на­ли­ва­ет, лад­но уж – со злом, смо­т­ря на Нем­ца, го­во­рит он, – за свое бак­лан­ст­во от­ве­тишь ра­бо­той. Зна­ешь сам, что ви­но­ват, ни­кто те­бя за язык не тя­нул. А ты – пе­ре­во­дит он взгляд на ме­ня – уви­дишь, но с ус­ло­ви­ем, уви­дишь и за­бу­дешь на­всег­да. Так что, на­пи­сав про этот слу­чай, я на­ру­шил свое обе­ща­ние, но, увы мне, Не­мец уе­хал в пре­крас­ное да­ле­ко, а Си­ний, ду­маю, про­чи­тав даль­ше на­пи­сан­ное мной, про­стит мне… хо­тя, кто зна­ет, про­читать-то про­чтет, а по­том по­ш­лет бой­цов и ра­зо­бьют мне в тем­ном подъ­ез­де баш­ку чем-то тя­же­лым.

Вы­шел в дру­гую ком­на­ту и вы­нес РУ­ЖЬЁ. Имен­но так, и не ина­че, Ру­жьё с боль­шой бук­вы, в иде­аль­ном со­сто­я­нии и со­хран­но­с­ти, вид­но, что бе­рег­ли его, хо­ли­ли и ле­ле­я­ли.
Вос­хи­ще­ние в мо­их гла­зах смяг­чи­ло взгляд Синего, но об­ще­го на­пря­га не сня­ло. По­ка я лю­бо­вал­ся ру­жь­ем, Не­мец раз­лил еще по од­ной. Я гла­дил ру­жьё, как жен­щи­ну, так, что у Синего в гла­зах по­яв­ля­лось да­же что-то, по­хо­жее на рев­ность. За­брав у ме­ня ру­жьё из рук, он по­ло­жил его ря­дом с со­бой. Вы­пи­ли еще по од­ной, и тут Си­не­го как про­рва­ло: за­го­во­рил он бы­с­т­ро и внят­но, без лиш­них блат­ных сло­ве­чек и спе­ци­фи­че­с­ких обо­ро­тов. Все про­сто и не­за­тей­ли­во, как мно­гие муж­ские судь­бы в на­шей слав­ной стра­не ме­ня­ют­ся сра­зу и на­всег­да, так и у Си­не­го жизнь по­вер­ну­ла не про­сто вле­во, а уве­ла его из его при­выч­но­го ми­ра раз и на­всег­да. Жил был па­рень в не са­мой бед­ной се­мье, отец на­чаль­ник, но сын не из­ба­ло­ван, за­ни­ма­ет­ся спор­том, учит­ся не­пло­хо. Спорт про­стой, муж­ской – бокс. Для зна­ю­щих лю­дей все яс­но и по­нят­но, ну где еще за­ни­мать­ся нор­маль­но­му пар­ню, как не в бок­се. На ули­це ком­па­ния нор­маль­ная, ка­ких мно­го в на­шем го­ро­де бы­ло в то вре­мя, не хи­па­ны, в пад­лу быть хи­па­ном, но и не бо­ся­ки – про­сто креп­кие ре­бя­та, ко­то­рые дер­жат­ся друг за дру­га, а в на­ших дво­рах та­ких ком­па­ний бы­ло мно­го. Бы­с­т­ро до­бил­ся кан­ди­да­та в ма­с­те­ра спор­та, что очень не сла­бо было в те вре­ме­на.

И вот судь­бы бро­сок. Си­дят с дру­зь­я­ми в ка­ба­ке, об­мы­ва­ют, что об­мы­вал, увы, не за­пом­нил – гра­дус уже вер­шил со мной свое свя­тое де­ло, вот и не за­пом­нил. За со­сед­ним сто­ли­ком си­де­ли кур­сан­ты-вы­пу­ск­ни­ки лет­но­го учи­ли­ща. То­же вы­пи­ва­ли, ве­се­ли­лись по-сво­е­му, ни­кто ни­ко­му не ме­шал, как и где про­изо­ш­ла рас­пря – ни­кто не зна­ет, ре­ши­ли рас­счи­тать­ся с офи­ци­ан­том и уй­ти. Рас­счи­ты­вал­ся с офи­ци­ан­том Синий, ког­да вы­шел в ве­с­ти­бюль, там уже дра­лись. Пер­во­го кур­сан­та уда­рил в жи­вот, вто­ро­го в че­люсть. Тут мен­ты, от­ку­да ни возь­мись… В ре­зуль­та­те, у вто­ро­го че­люсть сло­ма­на, а у пер­во­го раз­рыв ар­те­рии в по­ло­с­ти, не от­ка­ча­ли. Отец от тюрь­мы от­ма­зы­вать не стал, а, мо­жет, и не смог – уж боль­но гром­кое де­ло вы­шло. И по­ш­ло-по­еха­ло: тюрь­ма, этап. Зо­на не са­мая луч­шая с дву­мя груп­пи­ров­ка­ми, на­шей и нох­ча­ми, при­шлось вы­би­рать, ина­че са­мо­го вы­бе­рут. Вот так вот и об­рос ход­ка­ми, на­кол­ка­ми… Прав­да, не ко­ро­но­ва­ли, силь­но пра­виль­ное дет­ст­во бы­ло, не в за­чёт. От­цу не пи­сал, не ска­зал по­че­му, про­сто не пи­сал. А ког­да он умер, при­ехал до­мой. Мать от­да­ла ему это ру­жьё, отец про­сил от­дать имен­но ему, на­след­ни­ку. И тут на­ка­ти­ло… вспом­ни­лось охо­ты. Ры­бал­ки, отец на зорь­ке с этим ру­жь­ем. Зна­чит, ждал, а сын шел по вы­бран­но­му им или судь­бой мар­ш­ру­ту. В об­щем, до­пи­ли, раз­го­во­ра уже не по­лу­чи­лось. Уж боль­но на­сто­я­щее все бы­ло, не при­ду­ман­ное, мно­гие жу­ли­ки по­ют свои пес­ни о за­губ­лен­ной юно­с­ти, а тут все прав­да бы­ла, про­стая и слож­ная од­но­вре­мен­но, как весь наш мир… Рос­сия-мать, кто в ин­сти­тут, а кто в тюрь­му, у всех свои уни­вер­си­те­ты и не­из­ве­ст­но, кто прав – вы­бор сво­бо­ды от за­ко­нов то­же вы­бор.
Уш­ли с Нем­цем мол­ча, ни­че­го не го­во­ря. О про­да­же ре­чи не за­шло, да и ка­кая тут про­да­жа. В го­ло­ве кру­ти­лось, Синий… Голланд…
СИ­НИЙ ГОЛ­ЛАНД.

Андрей Дубинин